ЦЕПНАЯ РЕАКЦИЯ
 

ПРОБЛЕМЫ психологии шахматной борьбы всё еще мало изучены, хотя они и представляют огромный интерес. Первую попытку глубоко вникнуть в процесс психологических переживаний шахматиста сделал научный сотрудник кафедры психологии Саратовского педагогического института, международный гроссмейстер

Н. Крогиус.
Весной нынешнего года в Приволжском государственном издательстве (Саратов) выходит книга Н. Крогиуса «Человек в шахматах», в которой учёный-гроссмейстер делится своими исследованиями, наблюдениями и выводами.
Труд Н. Крогиуса увлекательно рассказывает о психологическом процессе творчества шахматиста. Эта интересная книга поможет шахматисту со стороны взглянуть на свои переживания, психологические ошибки, понять и осмыслить их и, значит, бороться с ними.
Приводим небольшой отрывок из этой книги.

 
ШАХМАТНАЯ партия, как правило, не проигрывается из-за одной не очень крупной ошибки. Лишь два-три таких промаха обычно приводят к печальному концу.
Хорошо известна пословица: «Пришла беда — отворяй ворота». По праву эта пословица может быть отнесена к многим шахматным партиям. Замечено, что очень часто допущенная в игре ошибка вызывает у шахматиста столь подавленное настроение, что последующие «огрехи» не заставляют себя долго ждать. Возникает своеобразная цепная реакция, когда одна шахматная беда невольно содействует появлению других.
 
Обратимся к позиции из партии И. КАН — М. ЮДОВИЧ (X первенство СССР, Тбилиси, 1937 год).
 

 

 

Преимущество белых несомненно. Остаётся нанести завершающий удар по скованным тяжёлой защитой фигурам противника. Проще всего решало прозаическое 25. h3, однако увлечённый неверной идеей, И. Кан сыграл 25. с5? После очевидного оборонительного хода чёрных 25... Лbе8 белые снова допустили погрешность, ответив 26. с6? Ьс 27. dc Фс8! Положение на доске изменилось — у чёрных появились надежды на опасную контратаку. Вероятно, такой крутой поворот событий обескураживающе подействовал на И. Кана, и он допускает третью ошибку, оказавшуюся решающим голом в свои ворота: 28. Фd4? d5 29. К:f7 Л:е4

30. Л:е4 Л:е4 31. Ф:d5 Ле8, и белым впору сдаваться, так как гибнет их конь.

 
М. Юдович точно реализовал перевес и быстро добился победы.
Кажется непостижимым, как мог первоклассный мастер последовательно, шаг за шагом рушить устои своей позиции. Искать объяснение в изъянах теоретической подготовки, знаний тут просто смешно.
Наверное, И. Кан, как часто многие из нас, шахматистов, вернувшись домой после тура, схватился за голову со словами: «Как умудрился я так сыграть?».
 
Думаю, что причины здесь, главным образом, психологические. От особенностей характера и темперамента человека зависит то, как он поступит в критический момент, — опустит ли руки, отдаваясь на волю волн, или соберёт силы на борьбу. Ведь нередко первая ошибка ещё поправима — надо лишь найти смелость признаться в допущенном промахе. Но этой-то смелости часто не хватает. Хотя шахматист и начинает понимать, что сделал неверный ход, но подсознательно он заглушает в себе голос разума. Ложное самолюбие, нежелание расписаться в своем неумении приводит к упорствованию в заблуждении. Партия продолжает идти по неправильному пути и заканчивается плачевно.
 

Воля человека, его объективность — вот, пожалуй, те главные качества, без которых вовремя остановиться перед опрометчивым шагом невозможно. Когда хочется привести пример самообладания шахматиста и критического отношения к себе, в первую очередь на память приходят партии М. Ботвинника.

 

В полуфинале XI первенства СССР (Ленинград, 1938 год) встреча между А. ИЛЬИНЫМ-ЖЕНЕВСКИМ и

М. БОТВИННИКОМ по дебюту сложилась неудачно для будущего чемпиона мира. После ходов: 1. е4 е5 2. КfЗ Кc6 3. Сb5 а6 4. Са4 Кf6 5. 0—0 Се7 6. Ле1 b5 7. СbЗ d6 8. сЗ 0—0 9. d3 Ка5 10. Сс2 с5 11. Кbd2 Ле8

12. Кf1 чёрные допустили неточность, сыграв 12. ...Сf8.


С. Флор с большим вниманием раскрывает психологические моменты борьбы с дальнейшей части партии, когда М. Ботвинник, почувствовав, что совершил промах, немедленно принимает срочные «аварийные» меры:

13. Сg5 h6 14. Сh4 Кcб 15. КеЗ Се7. Этот весьма характерный для Ботвинника ход чрезвычайно много говорит о нём! Всегда относящийся к себе критически, Ботвинник понял, что на 12-м ходу сделал ошибку, и он решил её исправить. Это говорит также о его решимости.

 
Смотреть партию
 

 
Немногие мастера поступили бы так. Например, Эйве в одной партии с Алехиным сделал ошибку (Лf1—е1). Двумя ходами позже он должен был защитить свою пешку f2 ходом Ле1-f1 и тогда, несмотря на потерю темпов, его партия была бы вполне хороша. Однако у него не хватило мужества признать свою ошибку, и он защитил пешку f2 ходом Kd1 (что оказалось значительно слабее. — Н.К.). Ход Ботвинника красноречив!»
 
Как известно, сила воли воспитывается в борьбе с трудностями, постоянным проявлением усилий. В шахматах, в частности, полезно заставлять себя боротъся до исчерпания всех разумных возможностей, изыскивать шансы даже в самых тяжёлых позициях.
Что значит хорошо защищаться? Это, в первую очередь, означает не поддаваться деморализующему влиянию ошибки. Есть шахматисты, силы которых не уменьшаются, а, наоборот, возрастают, когда им приходится обороняться. Искусство защиты В. Корчного, Р Холмова, Л. Полугаевского, Г. Иливицкого и других объясняется прежде всего тем, что они сохраняют силу духа в самые тяжёлые моменты партии.

  

 

ПОСЛЕ ПРОИГРЫША
 

О ВЛИЯНИИ отдельных поражений на последующую игру ещё в 1928 году в статье «Психологические типы шахматистов» писал Ф. Н. Витязев. Он выделил три типа мастеров, по-разному переживающих поражения. У представителей первого типа заметна деморализованность и подавленность. В следующих за поражением партиях уровень их мастерства явно понижается. К этой группе был отнесён А. Рубинштейн.

Другой тип шахматистов демонстрирует спокойствие и уравновешенность. Уровень игры остаётся обычным. К этому типу отнесены Эм. Ласкер, Г. Пильсбери, В. Стейниц.
 
Есть, по мнению Витязева, и третья, сравнительно редко встречающаяся группа шахматистов. У них поражения вызывают повышенную активность, и играют они сильнее. К этой группе был причислен А. Алехин.

Эти соображения небезынтересны и не встречают особых возражений. Но остаётся открытым вопрос: что же обусловливает лучшую устойчивость к поражениям и верны ли персональные характеристики шахматистов, сделанные Витязевым? Заметим, что он опирался в основном на эпизодические наблюдения и почти не использовал статистических данных.

 
Для изучения этой проблемы мы систематизировали материал о поражениях Эм. Ласкера, X. Р. Капабланки, А. Алехина, М. Эйве, С. Флора, М. Ботвинника, П. Кереса, В. Смыслова, Д. Бронштейна, Т. Петросяна, М. Таля, Б. Спасского, Р. Фишера и А. Карпова. В целях большей объективности анализа учитывались результаты шахматистов с момента завоевания ими звания гроссмейстера (или единодушного признания шахматным миром в период, когда это звание формально не присваивалось).
Учитывались результаты указанных шахматистов в наиболее крупных и ровных по составу участников соревнованиях.
 
Всего было рассмотрено 220 турниров и 74 матча, проведённых в период с 1894 по 1977 год. Четырнадцать гроссмейстеров проиграли в них 826 партий (проигрыши в последнем туре не учитывались, поскольку за ними следовал перерыв в игре).
Полагаю, что сделанные выборки интересны для анализа деятельности этих шахматистов, поскольку отражают выступления гроссмейстеров на протяжении длительного периода. С известной оговоркой это соображение может быть отнесено лишь к результатам А. Карпова, поскольку его путь в большие шахматы начался сравнительно недавно. Но и данные по выступлениям А. Карпова за 1970—1977 гг. показательны для выявления тенденций развития его как шахматиста.
 
Влияние поражений изучалось в двух аспектах: во-первых, рассматривались результаты следующих после проигрыша партий. Особое внимание уделялось случаям нескольких проигрышей подряд. А во-вторых, анализируя партии, я стремился выявить стратегию поведения, выбранную вслед за неудачей. Были выделены четыре типичные стратегии: бескомпромиссная, активная и объективная, объективная осторожная и пассивная.
 
Для бескомпромиссной стратегии характерен значительный и часто необоснованный риск в принятии решений. При активной и объективной стратегии заметно стремление к выигрышу, но оно опирается на имеющиеся в позиции возможности. Авантюрные действия отвергаются. При осторожной объективной стратегии избираются наиболее крепкие, надёжные продолжения. Заметно стремление к определившимся позициям. Нередко эту стратегию выбирают, чтобы сделать после проигрыша мирную ничью и тем самым получить время для восстановления душевного равновесия. Пассивная стратегия отличается неуверенным образом действий, переоценкой угроз противника, излишней робостью. Часто выбираются не лучшие, а лишь внешне наиболее безопасные решения.
 
Познакомимся с процедурой исследования. На каждый проигрыш составлялась карточка, в которой указывалось соревнование, номер тура, фамилия победителя, краткое описание причин поражения, фамилия соперника в следующей партии, характеристика избранной стратегии и результат этой партии.
 
Приведём для примера одну из карточек на Эм. Ласкера: 1. Москва, 1925. 2. 12-й тур. 3. Торре. 4. В лучшей позиции просмотрел эффектную комбинацию соперника. 5. Дуз-Хотимирский. 6. Избрал бескомпромиссную стратегию. Играл азартно, получил трудную позицию, но в осложнениях сумел запутать противника. 7. Выиграл.
Подобным образом были проанализированы результаты игры и выбранные стратегии поведения после каждого из 826 проигрышей.
Были получены обобщённые результаты игры после поражений. Они видны в таблице.

 

Результаты после поражений

Фамилии                 Количество         Количество     Количество           Процент

                              выигрышей         ничьих             проигрышей           набранных очков

1 Ласкер               20              16                     7                       65,1
2 Капабланка         5               15                     2                      56,8
3 Алехин              17               21                     8                      59,8
4 Эйве                  11              35                    21                      42,5
5 Флор                 14              30                      8                      55,7
6 Ботвинник         24              36                      8                      61,7
7 Керес                32              44                    18                      57,4
8 Смыслов           26              58                     13                      56,7
9 Бронштейн       20               40                    14                      54,0
10 Петросян        20               28                      7                      61,8
11 Таль               41               38                   16                       63,1
12 Спасский        21               38                   13                       55,5
13 Фишер             7               14                     7                       50,0
14 Карпов            5                 9                     -                        67,8
 
Конечно, приведённые данные условны, так же как, например, показатели системы А. Эло, но общее представление об относительной успешности игры после поражений они дают.
Можно выделить три группы шахматистов по степени влияния на них поражений: к первой отнесём гроссмейстеров, набравших более 60% очков, ко второй — от 50% до 60% и к третьей — менее 50%.

Следовательно, первую группу представляют Ботвинник, Карпов, Ласкер, Петросян и Таль. Вторую — Алехин, Бронштейн, Капабланка, Керес, Смыслов, Спасский, Фишер, Флор. Третью — Эйве.

 
Бросается в глаза, что подавляющее большинство (13 гроссмейстеров), в общем, успешно противостояли поражениям, набрав в следующих партиях более 50% очков. Это понятно — ибо представлены шахматисты очень высокого класса, и для достижения подобного уровня требуется, как правило, высокоразвитая устойчивость характера.
 
В свете распространённых в шахматной литературе штампов наиболее интересны данные о Ласкере, Алехине, Петросяне и Фишере. Выяснилось, что «осторожный» Петросян более устойчив перед неудачами, чем «напористый» Фишер. А в противовес мнению Витязева «повышенная активность» Алехина явно уступает «обычной» игре Ласкера.
 
Эти несоответствия можно объяснить следующими обстоятельствами: во-первых, изучались сравнительные достоинства шахматистов лишь в аспекте устойчивости к неуспеху, а не оценивалась сила игры в целом. А эти понятия нередко смешиваются. Так, например, Фишер в период 1967—1972 гг. продемонстрировал превосходство над многими соперниками, но по результатам игры после поражений не выделялся из общего уровня. Эта относительная слабость Фишера компенсировалась умелой профилактикой проигрышей. То же можно сказать и о Капабланке.
 
И наконец, многие заявления ранее делались без достаточных оснований, без привлечения статистических данных, а под эмоциональным впечатлением. Так, к примеру, часто вспоминалась яркая победа Алехина над Таррашем после поражения от Ласкера (Петербург, 1914), но оказались забытыми многие его повторные поражения (например, А. Нимцовичу в Нью-Йорке, 1927). Причина — отсутствие в этих партиях внешних эффектов.
 
В 1939 году Г. Левенфиш в статье «Итоги Амстердама» писал: «В течение 20 лет не было случая, чтобы Алехин проиграл подряд 2 партии. Эта традиция была нарушена в злополучном матче с Эйве 1935 г.».
Однако достаточно посмотреть на таблицы крупнейших соревнований того периода с участием Алехина, чтобы убедиться в неточности утверждений Левенфиша. Укажем на проигрыши Алехиным двух партий подряд в матчах с Эйве (1926/27), Боголюбовым (1934), Нью-Йоркском турнире (1927).
 
Конечно, поражение является тяжёлым испытанием для любого шахматиста. Так, например, Капабланка, проиграв Алехину первую партию матча (1927), взял перерыв на два дня и уехал из Буэнос-Айреса на море, чтобы отвлечься от обстановки соревнования.
 
Рубинштейн, проиграв Ласкеру (Петербург, 1914), не спал ночь и на следующий день опоздал на партию с Алехиным на 35 минут. Допустив очевидную ошибку, он опять проиграл.
В АВРО-турнире (1938) Алехин после проигрыша Ботвиннику азартно вёл борьбу и проиграл отложенную в лучшем положении партию Файну. А затем чудом спасся от третьего поражения подряд во встрече с Решевским.
Однако, несмотря на все трудности, реакция на поражения оказывается далеко не однозначной.
 
Что же обусловливает большую устойчивость к неудачам?
Лучше других переносили поражения Ботвинник, Карпов, Ласкер, Петросян и Таль. Шахматисты разных характеров и стилей игры, но их объединяет общность подхода к выбору стратегий поведения после проигрышей.
Анализ показал, что общим является выбор наиболее близких своему стилю, привычных для каждого из них целей и средств борьбы. В таких ситуациях Таль чаще добивался успеха, прибегая к большому риску, Ботвинник и Карпов — демонстрируя активную, позиционно обоснованную игру, Петросян — логичную и весьма осмотрительную манеру боя, Эм. Ласкер — тонко варьируя различные стратегии в зави¬симости от индивидуальных особенностей партнёров.
 
Негативное влияние неуспеха (два или более поражения подряд) в основном обусловлено отказом шахматистов от игры в своем стиле, решением искусственно изменить творческие позиции. Укажем на азартные попытки Кереса «отыграться» в партиях с Эйве (3-я партия матча, 1940) и Вересовым (XII первенство СССР), бросающуюся в глаза пассивность действий Эйве на финише матча с Алехиным (1937) и т. д.
 
Таким образом, эффективность противостояния ситуативным неуспехам (поражениям в отдельной или нескольких партиях) зависит прежде всего от способностей шахматиста так регулировать последующую деятельность, чтобы выбираемые цели и средства наиболее полно соответствовали стилю игры и характеру. Оставаться самим собой — правило поведения в подобных ситуациях.
Результаты любой деятельности различаются по значению в достижении человеком важных жизненных целей. В этом смысле значение поражений в отдельных партиях и неуспеха в соревновании в целом, как правило, неравноценно (хотя, конечно, общий результат в соревновании складывается из результатов отдельных партий, и в ряде случаев результат отдельной партии может оказаться решающим для оценки итогов всего соревнования).
 
Поэтому мы специально остановились на изучении вопроса о влиянии неуспеха в отдельных крупных соревнованиях на последующую деятельность. Предполагалось, что это позволит выявить отношение личности уже не к отдельным проигрышам, а к препятствиям значительно большего психологического масштаба.
 
В процессе исследования были рассмотрены биографические материалы и результаты соревнований. Поучительные сведения принёс анализ жизненного пути Ласкера.
Как известно, Гастингский турнир (1895) породил сомнения в праве Ласкера считаться сильнейшим шахматистом мира.
Он занял третье место и проиграл своим главным соперникам — Чигорину и Таррашу. И что любопытно — не показал в этом турнире достаточной психологической проницательности в понимании противников.
Ласкер после Гастингса проделал значительную работу в этом направлении. Во всяком случае, в последующих турнирах (Петербург, 1895/96, Нюрнберг, 1896) он продемонстрировал возрастающее мастерство в обнаружении и использовании индивидуальных недостатков соперников.
 

В 1921 году, после двадцатисемилетнего «царствования» Ласкер проиграл матч Капабланке. Он был уже не молод — 53 года. Обозреватели почти единодушны во мнении — Ласкеру не подняться. А Эм. Ласкер тем временем подверг тщательному критическому анализу идеи модернистов, шлифует технику, которая подвела его в матче с Капабланкой. Работа по совершенствованию вновь принесла плоды. С триумфом он выступил на турнирах в Остраве (1923), Нью-Йорке (1924), Москве (1925), причём дважды опередил Капабланку.
После девятилетнего перерыва, в 1934 году Ласкер с весьма средним результатом играл в Цюрихе. И снова он проявил необычайную твёрдость характера. В следующем году экс-чемпион мира превосходно сыграл на крупнейшем турнире в Москве. «Шестидесятисемилетний Ласкер — моральный победитель Московского турнира», — писал Н. Зубарев.

Жизненный путь Ласкера — впечатляющий пример успешного противостояния трудным испытаниям. Такая стойкость характера может быть во многом объяснена его постоянным стремлением к совершенствованию, творческой активностью, самокритичностью.

 
Сходен путь Ботвинника. После поражения в матче со Смысловым (1957), год спустя, в матч-реванше он продемонстрировал обновлённый творческий потенциал. «Шахматный мир увидел Ботвинника преобразившимся, хорошо подготовленным теоретически, физически и психологически», — отмечал В. Батуринский.
В 1961 году опять в матч-реванше, на этот раз против Таля, Ботвинник показал, какую огромную работу он проделал за год. Отбросив ложное самолюбие, он «записался в ученики к Талю» и многое перенял у него в области психологической подготовки и трактовки позиций с оживлённой фигурной игрой.
 
Труднейшим испытанием для Алехина был период перед матч-реваншем с Эйве (1937). Многими его проигрыш расценивался как «последний акт» личной трагедии. Но Алехин настойчиво трудился два года — пересмотрел дебютный репертуар, глубоко изучил творчество Эйве, сыграл для тренировки в ряде турниров. Он резко изменил отношение к своему физическому состоянию, перестал курить. Самоотверженный труд был вознаграждён убедительным реваншем.
Ласкер, Алехин, Ботвинник — наиболее яркие примеры проявления силы духа перед лицом серьезных неудач.
 
Другие крупные шахматисты уступают им в этом отношении. После проигрыша Алехину явно снизились успехи Капабланки. Короткий взлёт в 1936 году не меняет общей картины. Вслед за Ноттингемом (1936) и АВРО-турниром (1938) постепенно пошла вниз кривая достижений Флора. Снизилась кривая успехов Бронштейна после турнира претендентов в Амстердаме (1956). Количество подобных примеров нетрудно увеличить.
Изучение творчества шахматистов, менее успешно противостоявших воздействию серьёзных неудач, показало, что в отличие от Ласкера, Алехина и Ботвинника, они не сумели проявить в такой мере способности к самоанализу. И вследствие этого не смогли внести необходимые изменения в свои творческие позиции. А в случае серьёзных жизненных неуспехов надо уметь преодолевать себя, освобождаться от того, что мешает двигаться дальше.
 
Конечно, влияние неуспехов на деятельность зависит и от возраста шахматиста, прохождения им определённой фазы своего жизненного пути. За пределами оптимального периода заметна общая тенденция снижения устойчивости к трудным испытаниям. Однако, как относительная величина подобного снижения, так и сравнительная продолжительность оптимального периода творчества является прежде всего не следствиями биологического возраста, а обусловлены масштабом личности, её творческой активностью. Примером тому служит исключительное творческое долголетие Ласкера и Ботвинника.
 
Н. КРОГИУС, кандидат психологических наук
Шахматы в СССР № 6, 1978 год