С. ФЛОР
 
Междуднародный турнир в Стокгольме. 1948 год
 
(Из блокнота участника)

 

Матчи на первенство мира представляют для шахматистов много интересного и со спортивной, и с творческой точки зрения. К сожалению, такие матчи в прошлом бывали очень редко. Почему? Основная причина — вопрос о первенстве мира в течение многих десятилетий решался самим чемпионом. Чемпион мира, как правило, устанавливая желательные для него условия проведения матча, являлся настоящим шахматным диктатором. Сколько лет длились переговоры, пока Ласкер с Таррашем и Алехин с Капабланкой сели за шахматный стол!

В течение десяти лет шахматный мир ожидал матч-реванша Алехин — Капабланка, который, однако, так и не состоялся.

 
Подобное положение возможно было лишь потому, что не было достаточно авторитетной организации, которая могла бы проводить такие матчи.
 
Лишь после того, как советская шахматная организация вступила в ФИДЕ, решение этой задачи стало под силу Международной шахматной федерации.
 
По инициативе советских шахматистов была разработана чёткая система. при которой сильный мастер в любой части земного шара может принимать участие в борьбе за первенство мира. Каждые три года чемпион мира должен защищать своё звание. Это правильно и справедливо.
 
Отборочный турнир, выявляющий претендентов на мировое первенство, состоялся недавно в Стокгольме. Кто имел право участвовать в нём?
 
К сожалению, ФИДЕ в этом году не провело полностью всех намеченных предварительных турниров и большинство участников пришлось определять по методу так называемого персонального отбора. Метод этот не раз уже не оправдывался и его теневые стороны отчётливо проявились и сейчас. 11 членов международной квалификационной комиссии голосовали за тех шахматистов, которых они знали лишь по турнирным таблицам. Многим из судей импонировал факт завоевания первого места, причем недостаточно учитывалось спортивное значение турнира, в котором это произошло. Только этим можно объяснить, что по итогам голосования первое место занял Найдорф, беспрерывно побеждающий в южноамериканских турнирах со слабым составом.
 
Ещё до начала Стокгольмского турнира было ясно, что квалификационная комиссия не очень разбиралась в силе и форме лучших шахматистов мира. Самая большая несправедливость была допущена в отношении Лилиенталя. По результату голосования Лилиенталь оказался только первым запасным! Если бы никто не отказался от игры, такой крупный шахматист мог не попасть в турнир. В результате голосования Бронштейну досталось 13-е место после Штейнера и Пахмана!
 
Соревнования в Стокгольме дали предметный урок некоторым шахматным «знатокам». Лучшее свидетельство их недостаточной компетентности — таблица турнира.
 
***
 
12 июля наша делегация прилетела в Стокгольм. До турнира осталось только три дня. А из участников-иностранцев никого нет. В чём дело? Оказывается — организаторы турнира объявили, что участники являются гостями комитета только с 15 июля (день жеребьёвки). Приехать на три дня раньше (как сделали наши шахматисты) и жить за собственный счёт в гостинице — на это никто из иностранцев не решился.
 
15 июля прилетел из Буэнос-Айреса аргентинец Найдорф. Он сразу внёс много шума. Найдорф рассказывает всем, кто его ещё не знает, какой он гений... По его словам, он играет лучше всех блиц, легко ведёт 45 партий, не глядя на доску, за последние годы он занял около 20 первых мест (точное число он даже не помнит!).
 
Но на советских шахматистов эти довольно таки нескромные рассказы Найдорфа не произвели впечатления. Мы были уверены в своей силе и южноамериканский «бум» нас не пугал...
 
Найдорф убеждает слушателей, что турнир десяти надо организовать в Буэнос-Айресе: «Четыре человека из десяти живут в Америке». «Как четыре?» — спрашиваю его. «Решевский, Файн, Штальберг, Найдорф»,— отвечает с апломбом аргентинец. «Но, простите, турнир ещё не начался, а вы уверены, что вы и Штальберг попадёте в «пятёрку»? Найдорф усмехается: «А разве в этом кто-нибудь сомневается? Может быть я не буду первым, но как я могу не попасть в «пятерку»? Смешно!».
 
Из Парижа прибыл самый старый участник, доктор Тартаковер. Ему уже больше 60 лет. Тартаковер неизменно в хорошем настроении. Он расценивает шансы с точки зрения возраста: «В 60 лет трудно играть», — говорит он.
— Скажите, доктор, зачем же вы участвуете в турнире? — спрашиваю я.

— Конечно, я не буду в числе победителей, — отвечает Тартаковер.— Но настроение кое-кому могу испортить... А потом, не забывайте, деньги — двадцать крон за очко. Это не много, но всё же хлеб!

— Да, — думаю я, — тяжела участь шахматного профессионала, особенно пожилого, на Западе...
 

Окончательно выясняется, что Элисказес, Кэждэн и Денкер, которые имели право участвовать в турнире, отказались играть. Элисказес живёт в Бразилии. Видимо, австрийский фашист Элисказес — чувствует себя в Бразилии, как дома — он даже не хочет показываться на европейском континенте.
 
Что касается Кэждэна и Денкера, то американский журнал «Чесс-ревю» сообщил, что отказ их объясняется отсутствием денег на дорогу.

Богатая Америка!.. Богатая, а так и не могли найти в Америке денег, чтобы послать двух мастеров в Стокгольм? По-видимому, американцы перестали верить в свои силы, если они отказываются принять участие в борьбе за первенство мира.

Кстати, в США с 1927 года не было ни одного международного турнира. А сами американцы за 21 год были гостями на турнирах всего мира. Сколько касс шахматных клубов в Европе до войны опустошили Решевский и Файн своими требованиями денег за сеансы и высокими гонорарами за участие в турнирах! Для американских гроссмейстеров правило: если они могут выторговать для себя экстрагонорар, они охотно едут куда угодно.

А от таких турниров, как Стокгольмский, где можно завоевать не доллары, а славу своей шахматной организации — американцы отказываются!

 
Для нас борьба в турнире началась уже 13 июля. В этот день мы познакомились с регламентом. Он был неприемлем: тур с 6 до 11 часов вечера, утром, с 10 до 2, — доигрывание. Советские шахматисты возражали. Шведы долго не желали понять, что нельзя играть 9 часов в день, особенно летом, в такую жару.

Был найден компромисс: в течение всего турнира судья не имеет права заставлять участника доигрывать по утрам больше, чем три раза.
 

Регламент менялся за время турнира трижды! К тому же судьи турнира руководили нами без всякого чувства ответственности за своё дело. И легко объясним случай с Беком, который не явился на утреннее доигрывание со Штальбергом, так как он о нём не знал. Когда Бек явился вечером, ему сообщили, что партия его уже закончена и ему вписан нуль в турнирную таблицу... Протесты были бесполезны. А Штальбергу пол-очка в конце турнира очень пригодились.
 
Главный судья турнира Фриц Андерсен в начале пробовал договориться с участниками «по-хорошему». Партия осталась незаконченной и Андерсен выяснял у участников: когда они хотят закончить её?

Один предлагает вторник, другой— пятницу. Но спустя несколько туров, особенно после случая с партией Бек — Штальберг, Андерсен, наконец, понял, что судья должен быть судьёй. В дальнейшем, дни доигрывания были точно определены.

Шведская печать вначале турнира проявляла к нему большой интерес. Особенно много внимания уделялось «аргентинским звездам» — Найдорфу и Штальбергу. Штальберг высказывался на страницах «Автобладет» ежедневно. Фотографии Найдорфа появлялись в газетах во всех видах. Даже снимки жены Найдорфа помещались весьма часто. О нас газеты писали мало, но это вряд ли огорчало кого-либо из советских шахматистов...
 
***
 

16 июля начался турнир. Помещение для игры — на втором этаже, небольшое, человек, примерно, на сто.

В воскресенье присутствовало около 250—300 зрителей, в будни — не более ста. Зрители находились непосредственно у шахматных столов. Часто во время игры любители автографов протягивали нам открытки и турнирные программы. Такая «непосредственная связь» с зрителями отвлекала участников, мешала нам сосредоточиться.

 
Сальсбаден — красивый курорт в пятнадцати километрах от Стокгольма. Летом сюда съезжается «элегантная публика» и в то время, когда шахматисты напряжённо искали лучший ход, с первого этажа к нам доносились звуки оркестра. Без пяти минут одиннадцать, когда шахматисты были в жестоком цейтноте, оркестр частенько играл популярную песенку — «Дайте мне ещё пять минут». Это кое-кого выводило из себя... Когда я смотрел на стрелку часов и слушал мелодию этой песенки, я думал: каких там пять минут! Хоть бы одну!..
 
Спортивная борьба в Стокгольме была исключительно напряжённой.
Это и понятно — всем хотелось попасть в «пятёрку». Проигрыш одной партии отбрасывал назад сразу на несколько мест. Не запомню турнира, где было бы так много ничьих, как в Стокгольме. Игра требовала большого нервного и физического напряжения. Во время турнира, в Сальсбадене стояла очень жаркая погода. Она, конечно, плохо влияла на игру некоторых участников.
После первых туров я увидел в одной крупней газете такой заголовок: «Ни одного русского в пятёрке!». Пирц, Сабо, Найдорф и другие лидировали. Дело в том, что в начале советские шахматисты много играли друг с другом. Когда же иностранные. участники стали встречаться с советскими шахматистами, положение изменилось.
 
С четырьмя советскими гроссмейстерами и Найдорфом успешно сыграл Бронштейн, набрав 3 очка в первых пяти турах. Когда я высказал мнение, что первое место займёт Бронштейн, Найдорф захохотал. Найдорф начал турнир хорошо. Но в пятом туре он проиграл Лилиенталю, который разгромил его в хорошем стиле. Эта партия заслуженно принесла Лилиенталю первый приз за красоту.
 

Лилиенталь А.А.

 
ЛИЛИЕНТАЛЬ - НАЙДОРФ
 

  

В следующем туре Найдорф победил Болеславского. Казалось, дела его поправились. В Швеции «знатоки» шахмат считали, что первое место Найдорфу почти обеспечено. Однако, «проблема Найдорфа» была решена во время доигрывания его партии с Котовым из четвёртого тура. Тогда произошёл «невероятный случай», как выразился Тартаковер. Найдорф в простом, как говорится «детском» пешечном эндшпиле, не нашёл элементарного выигрыша, попал два раза в цейтнот и, так и не увидев простого решения позиции, свел партию вничью! Это было гибельно для Найдорфа. Уверенность его поколебалась. До конца турнира он не мог забыть этот эндшпиль.

 
Вот положение из партии Найдорф — Котов после 35-го хода. Каждый шахматист третьей категории поймёт, сколько ошибок должен был сделать Найдорф, чтобы не выиграть.
 

Котов А.А.

 

НАЙДОРФ - КОТОВ

 

Смотреть шахматную партию полностью.

  

 

 

Везло Сабо. Рагозин ему «зевнул» фигуру. Штейнер проиграл эндшпиль с разноцветными слонами при лишней пешке. Пахман его «выпустил». Больше не требуется. В результате— у Сабо семь очков из девяти...
В десятом туре состоялась встреча Бронштейн — Сабо. В прекрасном стиле Бронштейн побеждает Сабо и догоняет его.
 

Бронштейн Д.И.

 
БРОНШТЕЙН - САБО
 

 

 

Настроение у нас улучшилось, у шведской печати оно стало мрачнее. С двумя лидерами соперничал одно время Лилиенталь. Серьёзным противником мог быть Болеславский, но он иногда был слишком миролюбив... Итак, борьба за первое место разгорелась между Бронштейном и Сабо. В 17-м туре у Бронштейна хорошие шансы догнать Сабо, который за шесть туров успел оторваться на пол-очка. Бронштейн «выпускает» Трифуновича, Сабо делает ничью с Яновским. В предпоследнем туре Бронштейн легко выигрывает у Штейнера и снова догоняет Сабо, который сделал ничью со Штольцем.
 

Сабо Л.

 
Итак, всё решается в последнем туре! Конечно, у Сабо верные шансы, ему играть с последним в таблице — Лундиным. Лундин не выиграл ни одной партии в турнире. Бронштейну же трудно будет победить цепкого Тартаковера.

Последний тур. Зрителей собралось на этот раз много. Душно, трудно дышать. На первой доске играют Бронштейн — Тартаковер. В другом конце — Сабо—Лундин. Лундин чёрными играет какой-то странный гамбит и с самого начала у Сабо появляется лишняя пешка. Кажется, всё...
 

Бронштейн стремился к осложнениям. Но дело все же доходит до эндшпиля. Неужели молодой Бронштейн победит опытного Тартаковера в эндшпиле? Ведь у Тартаковера имеется даже лишняя пешка. Он предлагает ничью. Бронштейн отказывается: ничья — это равносильно проигрышу, ведь у Лундина дела плохие! Тактическими манёврами, очень остроумно, Бронштейн постепенно переигрывает Тартаковера. А у Сабо дела немного осложняются. Может быть Лундин спасётся? До конца тура остался час. Нервы напряжены до предела. В этот момент партия Бронштейн — Тартаковер была нарушена антисоветской выходкой неизвестного лица, ворвавшегося в зал, где происходил турнир.
 
После двадцатиминутной паузы, с исключительной выдержкой, Бронштейн продолжает игру. Тартаковер попадает в тяжёлое положение и вскоре проигрывает молодому советскому шахматисту.
Через несколько ходов Сабо сдался Лундину!
 
САБО - ЛУНДИН
 

 

 

Это — сенсация. Правда, для знатоков тут не было большой неожиданности. Лундин сильный шахматист, в Стокгольме он был просто в плохой форме. В Гронингене Лундин играл много лучше и там он также победил Сабо, причём тогда эта партия получила первый приз за красоту.

 

Бронштейн у нас известен, как талантливый и очень сильный шахматист. Играя впервые в большом международном турнире за рубежом, он добился выдающегося успеха, всегда играя свежо, интересно, оригинально и смело, с большой волей к победе. Со спортивной точки зрения победу Бронштейна можно сравнить с успехом Ботвинника в 1935 году (Ботвиннику тогда тоже было 24 года) и с крупными успехами Ласкера, Капабланки, Алехина, при их первых появлениях на международной шахматной арене.
 
***
 
Турнир в Стокгольме принёес успех не только Бронштейну. Это успех советского шахматного искусства в целом. Если четыре первые места из пяти заняли представители СССР — это блестящая победа.
 

Болеславский И.Е.

 
Хорошие результаты Болеславского совершенно законны. Он в последние годы успешно играет во всех турнирах, дал ряд прекрасных партий. В последних двух турах Болеславский был настроен миролюбиво: «Я не предполагал, что Сабо проиграет Лундину в последнем туре. Пожалуй, я мог бы его догнать, если бы играл острее в конце турнира», — заявил он. Котов играл очень старательно, с большой волей к победе. Он заслуженно занял четвёртое место.
 
 
Лилиенталь прекрасно провёл середину турнира. В любом другом турнире он старался бы играть энергичнее и удержать высокое место. Но в Стокгольме борьба носила особенный характер. Лилиенталь начал делать осторожные «ничьи». Не каждый, однако, это умеет. Порой игра на ничью быстро ведёт к поражению. Гроссмейстер проиграл на финише две партии и отошёл на пятое место.
 
Турнир был утомительным и длинным для всех, кроме Бондаревокого, который «разыгрался» и жалел, что игра «так быстро» закончилась. Я сделал много ничьих, причём вничью заканчивались самые «дикие» мои партии, как, например, с Беком, Штальбергом, Глигоричем. В моей игре чувствовалось явное отсутствие практики. Надо больше играть и не попадать так часто в цейтноты.
 
Известно, что Рагозин играет неровно. После его большого успеха в турнире памяти Чигорина, можно было опасаться, что Рагозину грозит неудача. Мне кажется, что тактика Рагозина в Стокгольме была неправильной. Он выиграл у Бондаревского в первом туре, и потом с Яновским и Штольцем слишком форсировал события. Зачем? Рагозин видит в шахматах больше творческую борьбу, чем спортивную. Во время партии он забивал, что ему надо попасть в «пятёрку» и увлекался красотой замыслов. Это, конечно, очень важно, но надо помнить и о результатах.
 
***
 
За рубежом мне часто повторяли: «С советскими шахматистами трудно играть, они слишком сильны!». Это приятно слышать. Наши шахматисты добились многого: команда СССР — сильнейшая в мире; Ботвинник — чемпион мира. Турнир в Стокгольме доказал, что у нас подлинных высот шахматного мастерства достигли не только Ботвинник, Смыслов, Керес, но и целая гвардия первоклассных мастеров.

 



 

 

Шахматы в СССР № 9, 1948 год

  

Шахматные турниры. Чемпионаты